Ее пристальный взгляд цвета лесного ореха встретился с моим, и ни капли милосердия не мелькнуло в их глубинах, когда она протянула мне бокал, наполненный ее кровью.

– Выпей это, или он умрет.

Я смотрела в ее глаза и знала в глубине души, что она не блефует. Я боялась того, что произойдет, когда я выпью из этого бокала, но я осушу его до последней капли, чтобы спасти Кости.

Взмахом руки я указала на стену Остатков между нами.

– Пропусти меня.

Она вздернула бровь, а затем среди массы прозрачных тел появился проход. Я прошла через эту расщелину, отказываясь смотреть на Кости из опасения увидеть жест или выражение лица, которым он попытается сказать мне не делать то, что я собиралась. Это не подействует на тебя, не подействует на тебя, монотонно повторяла я, беря бокал из протянутой руки Мари, и затем опрокидывая его содержимое в свое горло, глубоко сглотнув.

Облегчение пронеслось сквозь меня от горького, пресыщенного вкуса, столь отличающегося от крови вампира. Если бы мне не понравилось, это просто могло бы не возыметь того же эффекта, что и кровь вампира, но ее кровь была подобна амброзии. Я позволила бокалу выскользнуть из своей руки, когда он опустел, почувствовав маленькое, крошечное удовлетворение, увидев, как он вдребезги разбивается. Я была достаточно раздражена, чтобы захотеть увидеть и Мари, разлетающуюся по кусочкам на полу, но сейчас я согласилась представить, что блестящие осколки – кусочки ее трупа.

– Ты получила, что хотела. Теперь отгони их от него, – сказала я, чувствуя себя сильнее к этому моменту. Должно быть, эффект от контакта с Остатками сошел на нет. Хорошо. Это означало, что и Кости не будет больше страдать. Я не знала, можно ли вред, нанесенный призраками, излечить врожденной способностью вампиров к восстановлению, но я думала, что это тот случай, когда Кости будет в порядке, как только эти энергетические пиявки отвалят от него к чертям.

Я повернула голову, чтобы впиться взглядом в тени, все еще скользящие сквозь его тело. Им лучше молиться, что когда я, наконец, превращусь в пыль, я останусь совершенно мертвой и не вернусь отпинать их задницы за все это —

Тени отскочили от Кости так резко, что он упал на пол прежде, чем успел собраться. Я подбежала к нему и принялась укачивать, кусая губы так сильно, что потекла кровь. Гнев наполнил меня, когда он начал медленно подниматься на ноги. Затем я сверкнула взглядом в Мари. Она наблюдала за нами с самым странным выражением на лице, а Остатки, которые совсем недавно мучили Кости, теперь кружили вокруг нее.

– Можешь отослать своих маленьких друзей назад в их могилы, а можешь играться с ними всю ночь. Мне плевать, мы уходим, – бросила я ей, замечая, что Кости переводит взгляд с меня на Мари с чем-то вроде яростного неверия. Стена Остатков образовывалась вокруг Мари до тех пор, пока извивающаяся прозрачная орда не окружила ее со всех сторон. Все еще хвастает своей силой, будто до нас еще не дошло, презрительно отметила я.

– Я приказала им вернуться в могилы в тот же миг, как они освободили его, – сказала Мари, и каждое слово сохраняло в себе лишь сладкие ароматы ее акцента вместо отзывающихся эхом замогильных тембров.

– Чушь, – рявкнула я, чувствуя, как другая волна гнева прорывается сквозь меня, сопровождаемая почти зашкаливающим голодом. – Они все еще здесь, разве не так?

– Котенок, твой голос…, – в неверии произнес Кости.

Что-то врезалось в меня с такой силой, что перед глазами потемнело. Я приготовилась к боли, но, как ни странно, ее все не было. Звуки стали приглушенными, разрозненными. Мне показалось, что я слышу крик Кости, но не могла сосредоточиться ни на том, что он говорит, ни даже на том, где он. Воздух со свистом обдувал меня, напоминая мне чувство падения с моста, но сейчас я не могла падать. Я ведь все еще в комнате под кладбищем, разве нет?

Вспышки заполнили мой взор: полосы серебряного и белого двигались так быстро, что были почти неразличимы. Я смутно видела сквозь них, но все было так, будто я смотрела издалека. Стон сорвался с моих губ, и часть меня заметила, что он казался наполненным голосами людей, умерших десятилетия, столетия, даже тысячелетия назад. Как во сне я видела, что Кости мягко опустил меня на бетонный пол, а затем нанес Мари такой сильный удар, что она отлетела в дальний угол комнаты.

– Я позволяю тебе один этот удар, – сказала она, и ее слова, казалось, эхом отозвались в моем разуме, – но только один. Теперь ты выслушаешь, что должен сделать, чтобы помочь ей, или мне убить тебя и оставить ее во власти могилы?

Я слышала реплику Кости и ответ Мари, но каким-то образом их слова затерялись среди причитаний других бесчисленных голосов, намного более громких, чем даже людские мысли. Однако я чувствовала его прикосновения, когда он сел рядом со мной на колени и поднял к себе на руки. Ощущение его кожи стало моим якорем, за который я пыталась уцепиться среди окружающегося хаоса, обрушившегося на меня.

Мне было так холодно. Так пусто. Я была такой ГОЛОДНОЙ.

Когда он понес меня из комнаты, Мари остановила его и прижала рот к моему уху. Она пробормотала что-то, но это был лишь один голос среди тысячи, и ее слова унесло ревом, раздающимся в моем разуме, прежде, чем я смогла понять ее вопрос. Кости отдернул меня от нее, но я все еще чувствовала жжение ее губ на моей коже. Его длинные шаги унесли меня в темноту туннеля, проскочив мимо Жака, как будто упыря там вовсе не было. Мои пальцы касались влажных стен, и я слабо удивлялась полоскам света, которые они, казалось, оставляли. Свет усиливался, отрывался от стен, чтобы дотянуться до меня своими ищущими щупальцами, но я не боялась. Мне было грустно.

Их было так много, бедняжек, и они были такими голодными…

Скрежет металла раздался впереди, а затем толстый луч серебристого света засиял в конце туннеля. Кости увеличил темп, прыгая прямо к его источнику, как только мы окунулись в его сияние, а затем все вокруг меня взорвалось. Голоса стали оглушительными, холод отупляющим, голод невыносимым. Эти ощущения все увеличивались, пока не возникло такое чувство, что я изо всех сил пытаюсь выбраться из огромной шелковой сети, но все мои усилия лишь сильнее сжимают клетку вокруг меня.

Глава 17

Первым, что я уловила, был запах дыма, который буквально вился вокруг моих ноздрей, моля вдохнуть его. Следующим я осознала, что руки окоченели, а запястья болят. Я открыла глаза и увидела безликую серость бетонного потолка надо мной, а справа от себя бледную обнаженную плоть Кости.

– Что? – начала я, попытавшись сесть и обнаружив, что что-то тянет меня за руки. Я откинула голову назад и шокировано увидела, что прикована к стене, но при этом лежу с Кости на узкой кровати. Я снова пристально посмотрела на него, замечая сигарету, которую он опустил, выдыхая длинную белую струйку дыма.

– Почему ты лежишь здесь и куришь, в то время как я прикована цепью к стене? – потребовала я.

Взгляд, который он кинул на меня, был смесью облегчения и цинизма.

– Так как кажется, что о прошедших двух днях ты ничего не помнишь, позволь мне уверить тебя, милая — сигаретку я заслужил.

Два дня? Последним ясным воспоминанием было то, как Кости выносил меня из подземелья Мари. Это было два дня назад? И в течение этого времени возникла необходимость приковать меня цепью к стене?

– О, дерьмо, – прошептала я, вспоминая свой голос, звучащий так, будто у меня в голове гремели врата в ад. – Кровь Мари… Я получила какие-то ее силы, да?

Доставая ключ из-под кровати, он пробормотал:

– Котенок, это сильное преуменьшение.

Я пару раз ударилась головой о кровать, скорее из ярости, чем из страха. Проклятая Мари. Какого черта она заставила меня выпить ее кровь? Разве не достаточно того, что она выяснила, откуда у меня эти способности? Догадываюсь, что нет. Ей же просто необходимо было подбавить мне еще проблем, вынудив выпить крови. Теперь в дополнение к тому, что народ с катушек съедет, как только узнает, что я могу поглощать силы вампиров через их кровь, Мари решила получить доказательство, что я могу делать то же самое с упырями. Упыри толпой начнут стекаться на сторону Аполлиона, как только откроются эти маленькие лакомые кусочки.